В местечке Клиши, во Франции, 10 мая 1938 года, в большой семье русских эмигрантов родилась дочь Марина. Дед ее был генералом белой армии, бабушка окончила Смольный институт благородных девиц. Когда в 1917 году грянула революция, а потом гражданская война, бабушка постаралась увезти детей подальше от ужасов войны, и вскоре они всей семьей уплыли из Новороссийска.

Волей судьбы семья оказались на одном из островов Греции, где от голода умерли все маленькие дети, но Милица, будущая мама Марины, выжила. Танцами она смогла заработать себе на пропитание. Из двенадцати детей выжили только четверо. Потом был переезд в Сербию, где Милица танцевала в ночных кабаре, а дед Марины стал звонарем.

Отец Марины был родом из очень богатой русской семьи. Он окончил консерваторию и стал солистом русской оперы в Париже. Однажды театр был на гастролях в Югославии, где и состоялась встреча Милицы Байдаровой и Владимира Полякова. После женитьбы у них родилась дочь Марина. Псевдоним позднее она взяла по имени своего отца, который рано умер. Марина Полякова-Бадарова стала Мариной Влади.

Актрисой она не мечтала стать, а вот балериной хотела быть всегда, и даже училась в хореографическом училище при «Гранд-Опера» в Париже. Здесь Марина встретилась с первым своим мужем Робертом Оссейном. Их свадьба состоялась в 1955 году, но совместная жизнь не удалась. Не скрепили семью и два сына, Игорь и Петр, и в 1959 году Марина и Роберт расстались.

В 1963 году Марина Влади повторно вышла замуж за Жана Клода Бруйе, владельца авиалиний в Африке и военного летчика. Но и этот брак не удался, продлился он всего три года, после чего семья распалась.

Марина Влади очень рано стала известной актрисой кино. Хотя она успела сняться в шестнадцати фильмах, настоящую известность ей принес фильм «Колдунья», А в 1955 году Марина праздновала свое семнадцатилетие, которое совпало с семнадцатым фильмом, где она снялась.

В 1967 году приглашенная на Московский кинофестиваль Марина Влади встретилась с Владимиром Высоцким. Актрисе предложили посмотреть репетицию спектакля «Пугачев», и она согласилась. Марина была поражена игрой Высоцкого в роли Пугачева. Вечером они встретились в ресторане ВТО - так начался их роман. Затем была свадьба. Как говорит сама Марина, это был счастливый брак.

Но 25 июля 1980 года Владимира Высоцкого не стало. Марина боролась с болезнью мужа, но уберечь его от смерти не смогла. Она тяжело переживала смерть Высоцкого, ее охватила депрессия. Друзья приезжали к ней, старались поддержать, но ничего не помогало.

Вывел Марину из этого состояния их семейный врач Леон Шварценберг. Они так привязались друг к другу за время болезни Марины, что решили быть вместе.

Симона Синьоре, подруга Марины Влади, видя, как та переживает, посоветовала ей заняться литературной деятельностью. Это отвлекло Марину от тяжелых воспоминаний. Так появилась на свет ее первая книга «Владимир или прерванный полет». В 1989 году выходит ее вторая книга «Рассказы для Милицы». А в 1990 году увидели свет сразу две ее книги, «Венецианский коллекционер» и «Путешествие Сергея Ивановича».

Последняя книга была написана об афганских событиях. Работала Марина над этой книгой долго и упорно. Она встречалась с участниками афганских событий, пересматривала по нескольку раз документальные фильмы, которые рассказывали об Афганистане того времени. Каждая глава книги оканчивалась стихами Высоцкого. Были и другие книги, «24 кадра в секунду», «Мой вишневый сад».

Но тут жизнь наносит Марине новый удар, Умирает от рака Леон Шварценберг. И свою очередную книгу Марина Влади посвящает ему. Так появилась книга «На пляже «Человек в черном».

К семидесятилетию Владимира Высоцкого, в парижском театре «Буф дю Нор», Марина Влади поставила моноспектакль по своей первой книге о Высоцком, и сама его исполнила.

Как говорят, сейчас Марина обдумывает новую книгу о Высоцком.

http://www.wild-mistress.ru

Май 1839 на вилле Зинаиды Волконской. Николай Гоголь на даче княжны «ложился спиной на аркаду тогатых, как называл древних римлян, и по полусуткам смотрел в голубое небо, на мертвую и великолепную римскую Кампанью». Княгиня ревностно оберегала его покой, чем заслужила его благосклонность. Гоголь вообще любил те отношения между людьми, где нет никаких связующих прав и обязательств, где от него ничего не требовали. Княгиня умела ценить эту внутреннюю свободу.

«Общим центром для литераторов и вообще для любителей всякого рода искусств, музыки, пения, живописи служил тогда блестящий дом княгини Зинаиды Волконской», - вспоминал А.Н. Муравьев. А когда-то таким блетящим домом был салон княгини Зизи в Москве…

В объявленный день без специального приглашения сходилась избранная публика, чтобы побеседовать, обсудить и обольстить друг друга словами, музыкой, электричеством особенных отношений. Ни карт, ни застолья, ни танцев такие собрания не предусматривали.

В Москве дом княгини Зинаиды Волконской был изящным сборным местом всех замечательных и отборных личностей современного общества. Тут соединялись представители большого света, сановники и красавицы, молодежь и возраст зрелый, люди умственного труда, профессора, писатели, журналисты, поэты, художники.

Все в этом доме носило отпечаток служения искусству и мысли. Бывали в нем чтения, концерты... Посреди артистов и во главе их стояла сама хозяйка дома. Слышавшим ее нельзя забыть впечатления, которое производила она своим полным и звучным контральто и одушевленною игрою... Она в присутствии Пушкина в первый день знакомства с ним пропела элегию его, положенную на музыку Геништою:

Погасло дневное светило,
На море синее вечерний пал туман.

Пушкин был тронут этим обольщением тонкого и художественного кокетства».

Она была великолепной хозяйкой салона, умелым режиссером, удивительно разносторонне одаренной натурой, певицей, музыкантом, поэтом, художником. Все, что казалось в ее салоне непринужденной импровизацией, на самом деле было одухотворено ею. Серьезная музыка соседствовала с разыгрываемыми шарадами, стихи - с эпиграммами и шутками.

Однажды, по неловкости, один из гостей Зинаиды Волконской сломал руку колоссальной статуи Аполлона, которая украшала театральную залу. Пушкин тут же сочинил искрометную эпиграмму:

В ответ Пушкин тут же получил злобную эпиграмму от неловкого «Митрофана Бельведерского»:

Как не злиться Митрофану?
Аполлон обидел нас:
Посадил он обезьяну
В первом месте на Парнас.

Эпиграмма была обидная, но не задевала чести, а потому на такие не принято было обижаться.

Когда Пушкин собрался обратно в Михайловское, княгиня Зинаида подарила ему свой портрет в знак особых отношений и послала письмо по-французски: «Возвращайтесь к нам, в Москве легче дышится. Великий русский поэт должен писать в степях или под сенью Кремля, и автор «Бориса Годунова» принадлежит городу царей. Какая мать могла зачать человека, чей гений так полон мощи, свободы, грации? То дикарь, то европеец, то Шекспир, то Байрон, то Ариосто и Анакреон, он всегда останется русским и переходит от лирике к драме, от песен нежных, любовных, простых, к песням суровым, романтическим, язвительным или к наивному и важному языку истории».

Удивительно, как сочеталось в ней это чутье и понимание творческого гения, многих русских гениев и абсолютно сознательная разлука с Русской землей и переход в другую веру? Откуда у родившейся в Италии и толком России не знавшей княжны такое точное представление о том, что великий русский поэт должен писать в степях или под сенью Кремля, откуда уверенность, что автор «Бориса Годунова» принадлежит городу царей? Наверное, это было генетическое чувство России, потому тянулась она не к высшему свету, а к свету творчества, братству художников, артистов, поэтов, которые и были выразителями этого чувства.

В высшем свете она пережила свои первые разочарования. Зинаида Волконская родилась в семье Белосельских-Белозерских, богатой, знатной и знаменитой, ведущей свое родословие по прямой линии от Рюрика. Ее отец был русским посланником в Сардинии. Мать умерла в родах, и на всю жизнь отец стал ей заботливым и верным другом и наставником.

Отец был одним из самых образованных людей своего времени и сделал из своей дочери поклонницу искусств и наук. Ему она обязана своим происхождением и поэтическим образом. А еще своим одиночеством, когда он умер. Ему и матери поставила она первые стелы в своем саду воспоминаний на итальянской вилле.

«Там стены пели...»

Но порой в ее доме было много фальши и притворства, много игры и откровенных театральных увлечений хозяйки. Пушкин, человек открытый и искренний, иногда уставал от театра Зинаиды Волконской, которым она была окружена всегда, и сама играла в нем. Однажды в ее гостиной Пушкина долго упрашивали что-нибудь прочитать. «В досаде он прочел «Чернь» и, кончив, с сердцем сказал: «В другой раз не станут просить».

«Я от раутов в восхищении и отдыхаю от проклятых обедов Зинаиды», - писал Пушкин в январе 1829 года. И дальше он добавляет непристойность о Зинаиде и ее новом кавалере, милом молодом флорентийце Риччи.

На самом деле увлечение это для Зинаиды Волконской стало настоящей любовью. Но, как всегда, ее любовь несла горе и страдание всем окружающим.

Лунина встретилась со своим будущим мужем, итальянским графом, певцом-любителем, красавцем Риччи в Париже. Молодожены, вернувшись в Москву, стали бывать у Волконских. И Зинаида неожиданно влюбилась до беспамятства. Риччи отвечал взаимностью. Это был уже театр чувств, от которого страдали другие. Риччи развелся с Луниной, поклялся всю жизнь посвятить Зинаиде, а она решила перейти в католичество, чтобы вера не разделяла их.

Княгиня, дитя мятежного и забывшего Бога XIX века, не поняла, как это удалит ее от России. Но любовь не только строящая, но и разрушающая сила. Зинаида, однако, прожила с графом Миниато Риччи до конца его жизни, пережив его на два года. Это был счастливый союз. А потомки тщательно скрывали его подробности, предпочитая не упоминать об этом мезальянсе.

До этого союза было много влюбленностей и разочарований, построенных эфирных замков и разбитых сердец. Когда-то она исполнила волю умершего отца, выйдя замуж за человека, которого не любила. Ей было двадцать лет, когда она стала женой Никиты Григорьевича Волконского, личного адъютанта императора Александра I.

По своему положению она часто бывала при дворе. Александр I обратил внимание на очаровательную молодую княгиню. В годы заграничных походов она часто встречалась с императором и сумела завоевать его особое расположение. Для нее же это было слишком серьезное увлечение.

В 1813 году вместе со своим двухлетним сыном и сестрой мужа Софьей Волконской она сопровождала императора в свите по дороге в Германию, они проводили много вечеров вместе. Увлеченный государь посылал ей многочисленные записки. Потом, когда начались военные действия, они уже обменивались письмами. «Верьте, княгиня, в мою привязанность до конца жизни!»

На Венском конгрессе она была в центре внимания. Здесь блистала она впервые, как певица с дивным голосом. Особенный успех ждал ее в Париже, где она познакомилась с Россини, пленила его и сама поставила «Итальянку в Алжире», спев заглавную партию.

У княгини родился сын, которого светская молва приписывала императору. Она по-прежнему жила в Европе, что не нравилось ее венценосному покровителю, для которого, однако, не вполне были удобны и слишком откровенные отношения, которых жаждало молодое сердце княгини. Суетность и самостоятельность княгини несколько раздражали монарха:- «Если уж я и негодовал на Вас, то уж, конечно, не за Л., а, признаюсь Вам откровенно, за то предпочтение, которое Вы оказываете Парижу со всей его мелочностью. Столь возвышенная и превосходная душа казалась мне не подходящею ко всей этой суетности, и я считал ее жалкой пищей для нее».

В Одессе она покорила немало сердец, в том числе и поэта Батюшкова. Многие поэты были увлечены ею всерьез и до самой смерти. Она пережила сумасшествие и смерть Батюшкова. Пыталась писать, но это скорее ей не удавалось. Ее образ - образ главной героини из романа Жермены де Сталь «Коринна». Волконскую стали называть Северной Коринной, как называл ее Гете. Но Северной Коринне стало плохо на родине, и через десять лет она возвратилась в Италию.

Здесь ее дом и стал пристанищем для художников и поэтов. Художники Кипренский, Щедрин, Бруни, архитекторы Тон и Глинка - все кружились вокруг нее в вихре завораживающего танца поклонения музе. Ей льстило столь высокое и тонкое понимание ее натуры. Самый красивый и самый молодой Федор Бруни влюбился в нее пылко и безнадежно, изобразил ее в необыкновенно романтическом виде - в костюме из написанной и поставленной ею оперы «Жанна Д’Арк». Опера, как и портрет, имела необыкновенный успех. Но чувств княгиня в ответ не испытывала, все осталось там, в Петербурге. Однако поклонение было приятно, льстило, радовало.

Она опять попыталась вернуться в Россию. Умер единственно искренне и всем сердцем любимый ею человек - Александр I. Она положила на его гроб букет незабудок, сочинила кантату его памяти. А Николай I не смог занять ее сердца - все в нем было другим. Не простила она ему и ссылки и казни декабристов. Своей золовке Марии Волконской она устроила пышные проводы в своем московском доме.

Сорок лет спустя после того вечера Мария Волконская писала:- «В Москве я остановилась у Зинаиды Волконской, моей невестки, которая приняла меня с такой нежностью и добротой, которых я никогда не забуду. Она окружила меня заботами, вниманием, любовью и состраданием. Зная мою страсть к музыке, она пригласила всех итальянских певцов, которые были тогда в Москве, и несколько талантливых певиц. Прекрасное итальянское пенье привело меня в восхищение, а мысль, что слышу его в последний раз, делала его для меня еще прекраснее. Дорогой я простудилась и потеряла голос, а они пели как раз те вещи, которые я изучила лучше всего, и я мучилась от невозможности принять участие в пении. Я говорила им: «Еще! Еще! Подумайте только, ведь я никогда больше не услышу музыки...»

Мария, как и Зинаида, считала музыку целебным зельем, способным утешить боль сердца и вылечить раны. Княжна Зизи, жившая в мире звуков, понимала, что нужно Марии. «Третьего дня ей минуло двадцать лет. Эта интересная и вместе с тем могучая женщина, больше своего несчастья. Она его преодолела, выплакала, источник слез уже иссох в ней. Она чрезвычайно любит музыку. В продолжении всего вечера она слушала, как пели, и когда один отрывок был отпет, она просила другого. До 12 часов ночи она не входила в гостиную, потому что у кн. Зинаиды было много гостей, но сидела в другой комнате, за дверью, куда к ней беспрестанно ходила хозяйка, думая о ней только и стараясь ей угодить...» - вспоминал об этом вечере А. Веневитинов.

Княгиня действительно была искренней в своем желании помочь невестке, кроме того, она никогда не упустила бы случая пофрондерствовать и выказать свою независимость двору. Она посвятила Марии восторженное стихотворение в прозе по-французски, которое имело хождение во всех светских московских гостиных. В нем Мария Волконская изображалась индусской вдовою, восходящей на костер. «Мне сдается, что твои грациозные движения творят ту мелодию, которую древние приписывали движению небесных светил».

В Москве у Зинаиды появился и новый поклонник - опять поэт, двадцатилетний Дмитрий Веневитинов, для которого эта безответная любовь стала трагедией и закончилась смертью. Она все время убеждала его в невозможности земной любви и счастья, оттого он сжигал себя на костре этого чувства:

Зинаида надела на его палец перстень из античного Геркуланума, чтобы он не забыл ее в Петербурге, и злым роком рассекла его сердце. Он предчувствовал свою судьбу

Когда же я в час смерти буду
Прощаться с тем, что здесь люблю,
Тебя в прощаньи не забуду:
Тогда я друга умолю,
Чтоб он с руки моей холодной
Тебя, мой перстень, не снимал,
Чтоб нас и гроб не разлучал»…

Ему, умершему двадцати двух лет от роду, надели перстень, не разлучив с ней и в могиле. Сколь страшна и велика была сила этой женщины!

Она не нашла при новом царствовании внимания к себе, более того, Николай I, естественно, был крайне недоволен тем, что она приняла католичество в России. Все сходилось на том, что надо возвращаться на свою теплую и гостеприимную вторую родину. Или первую?

На ее отъезд многие поэты написали стихи. Это был отъезд навсегда. Баратынский, пожалуй, точнее всех сказал о княжне Зизи:

Из царства виста и зимы,
Где жизнь какой-то тяжкий сон,
Она спешит на юг прекрасный,
Под Авзонийский небосклон -
Одушевленный, сладострастный,
Где в кущах, в портиках палат
Октавы Тассовы звучат;
Где в древних камнях боги живы,
Где в новой, чистой красоте
Рафаэль дышит на холсте;
Где все холмы красноречивы,
Но где не стыдно, может быть,
Герои, мира властелины,
Ваш Капитолий позабыть
Для капитолия Коринны;
Где жизнь игрива и легка,
Там лучше ей, чего же боле?
Зачем же тяжкая тоска
Сжимает сердце поневоле?
Когда любимая краса
Последним сном смыкает вежды,
Мы полны ласковой надежды,
Что ей открыты небеса,
Что лучший мир ей уготован,
Что славой вечною светло
Там заблестит ее чело;
Но скорбный дух не уврачеван,
Душе стесненной тяжело,
И неутешно мы рыдаем.
Так, сердца нашего кумир,
Ее печально провожаем
Мы в лучший край и лучший мир.

Для нее шли годы в забытьи и счастье старой и новой дружбы: Брюллов, Мицкевич, Кипренский, Жуковский, Гоголь... Многие оставили след в ее аллее воспоминаний и в ее сердце. Ее след для многих стал роковым. Бывают такие женщины, чей след никогда не исчезает в песке времени.
[size=11]

Источник: http://tonnel.ru/=gzl&uid=226

В то время, когда Сонька находилась на воле, в Александровском посту было совершено несколько дерзких преступлений - убийство лавочника Никитина и похищение у еврея - поселенца Юрковского 56000 рублей, огромной по тем временам суммы. Все знали, что за этими преступлениями скрывалась Сонька, но доказать сей факт следователи так и не смогли. И на свободе, и на Сахалине за Сонькой тянулся шлейф громкой славы. Говорили, что она умеет не только профессионально организовывать преступления, но также хорошо прятать их следы.

Более подробно писал о "Соньке - золотой ручке" Влас Михайлович Дорошевич, талантливый репортер своего времени. Он встречался с ней во время своей поездки на Сахалин в 1905 году, когда Софья Ивановна уже проживала на поселении со своим сожителем ссыльнопоселенцем Богдановым. По лагерной терминологии она считалась "крестьянкой из ссыльных".

Дорошевич с нетерпением ожидал встречи с "Мефистофелем", "Рокамболем в юбке", с могучей преступной натурой, которую не сломили не каторги, ни одиночные камеры, ни тяжелые ручные кандалы. Их она носила два года и восемь месяцев. В отличие от Ольги фон Штейн, которая оказалась очаровательной вымогательницей, Софья Блювштейн была организатором многих нераскрытых ограблений и убийств.

И вот, наконец, долгожданная встреча состоялась. Перед глазами знаменитого журналиста и репортера стояла небольшая, хрупкая старушка со следами ушедшей молодости, с нарумяненным, сморщенным, как печеное яблоко, лицом, в стареньком капоте. "Неужели, - подумал Дорошевич, - это была Она?" Все, что осталось от прежней Соньки, - мягкие, выразительные глаза, которые могли отлично лгать. По манере говорить она была простая одесская мещанка, лавочница, знавшая идиш и немецкий язык. Прекрасный знаток человеческих характеров, Дорошевич не мог понять, как ее (Соньки) жертвы могли принимать "Золотую ручку" за знаменитую артистку или вдовушку-аристократку?

Всероссийская, почти европейская знаменитость Сонька и на Сахалине была в центре внимания. Там про нее ходили различные легенды. Упорно держалось мнение, что она вовсе не настоящая, а "сменщица", которая отбывает наказание за подлинную Соньку, продолжающую свою преступную "деятельность" в далекой России.

Даже сахалинские чиновники, узнавшие, что Дорошевич видел и помнил фотографии "Золотой ручки", снятые еще до суда, расспрашивали его: "Ну, что, она? Та самая?" На что журналист, обладавший прекрасной профессиональной памятью отвечал: "Да, но только остатки той Соньки".

Ее преступная натура не сдалась, упорно боролась с каторжным режимом Сахалина. Ее секли, и по словам страшного сахалинского палача Комлева, самым жестоким образом.

Местный фотограф организовал на Соньке доходный бизнес, продавая фотографии "Золотой ручки". Ее выводили на тюремный двор, ставили рядом наковальню, кузнеца с молотом, надзирателей и Софью Блювштейн в ручных кандалах. Такие фото охотно покупали матросы с кораблей, приходивших с материка, и тогдашние туристы.

Сожитель Софьи - Богданов - говорил о ней Дорошевичу: "Теперича Софья Ивановна больны и никакими делами не занимаются". Официально - она варила великолепный квас, построила карусель, организовала из поселенцев оркестр, отыскала фокусника, устраивала представления, танцы и гуляния. А неофициально - торговала водкой, что было строго запрещено на Сахалине. И хотя об этом было широко известно, никакие обыски не выявляли производителя "зеленого змия". Только пустые бутылки из-под кваса находили стражи порядка. Она держала "малину", продавала и покупала ворованные вещи, но засечь краденое полиции не удавалось.

Таким образом, она "боролась за жизнь", мечтая снова вернуться в Россию. Она закидала столичного репортера вопросами о городе ее детства - Одессе. Во время одной из встреч Сонька сказала Дорошевичу, что у нее в Одессе остались две дочки, которые выступали в оперетте в качестве пажей. Она умоляла сообщить ей об их судьбе, так как давно не получала от них никаких известий. Как писал Дорошевич об этой истории, "Рокамболя в юбке больше не было". Перед столичным репортером рыдала старушка - мать своих несчастных детей, о судьбе которых она давно ничего не знала.

Таково окончание истории подлинной "Соньки - золотой ручки" - Софьи Ивановны Блювштейн. Учитывая показания двух независимых высокоавторитетных информаторов - А.П. Чехова и В.М. Дорошевича, можно понять, как оказались объединены в одно лицо два разных человека - Ольга фон Штейн и Софья Ивановна Блювштейн. В конце XIX - начале ХХ века "Сонька - золотая ручка" стала символом суперзвезды уголовного мира. В то время, когда настоящая Софья отбывала ссылку на Сахалине, имя её витало по городам и весям России. Вполне естественно, что другая авантюристка - Ольга фон Штейн - по наследству получила знаменитую воровскую кличку.

«Секретные материалы ХХ века», 2001 г.

Метрическое свидетельство сухо сообщает: «незаконорожденный младенец Варвара родилась 1817 года, апреля 10 дня». Мать Вареньки, известная артистка Александра Егоровна Асенкова, несколько лет прожила в «гражданском браке» с офицером Семеновского полка Николаем Ивановичем Кашкаровым.

За то, что скрыл зачинщиков солдатского бунта против офицерской грубости и мордобоя, он был приговорен к смертной казни. Однако Николай Иванович был переведен в армейский Бородинский пехотный полк и отличился в персидском походе. По возвращении с войны Кашкаров женился на дочери бывшего коменданта Бобруйской крепости. Незаконное семейство было забыто.

«Выходила замуж по расчету, оказалось – по любви» - именно так складывались отношения Варвары Асенковой с театром. «На мне оправдалась пословица «стерпится–слюбится», – как-то обмолвилась актриса, – и я вскоре страстно полюбила театр». Она не сразу обнаружила дарование. Нехотя училась в театральной школе, где ее считали почти совершенно непригодной для сцены; нехотя брала уроки у Сосницкого, и с тем же равнодушием вступила на сцену, видя в этом, по словам матери, лишь средство помогать обедневшей семье. Но вскоре талант ее развернулся во всей силе, и она страстно привязалась к театру.

Дебютировала Асенкова в январе 1835 г., исполнив в бенефисе своего учителя Сосницкого роль одалиски Роксаланы в комедии Фавара «Солиман II, или Три султанши». Успех ее определился с первого спектакля. Особенно шумно принимали ее в ролях с переодеванием. Стройная, худенькая, она хорошо смотрелась в мужских костюмах и замечательно играла мужские роли. К числу ее лучших ролей относится роль Керубино в «Женитьбе Фигаро» П.О.Бомарше.

Обладая замечательными внешними данными, обаянием, выразительным голосом, Асенкова блистала в ролях молоденьких героинь и водевильных травести, в так называемых «ролях с переодеванием». Актриса исключительного мастерства и изящества, много и серьезно работавшая над ролями, она оставляла впечатление чрезвычайно легкой игры. Современники отмечали, что ей достаточно выйти на сцену и улыбнуться, спеть водевильный куплет своим небольшим, но обаятельным голосом, – и ей обеспечен успех, какого другие артисты не могли бы добиться годами упорного труда.

Но со временем Асенкова начала тяготиться всеми этими сотни раз сыгранными «девушками-гусарами», Минами, Мирандолинами и Генриеттами… Актриса знала, что истинные друзья угадывали в ней силу серьезной драматической актрисы. Гуманизм ее творчества, присущие ей душевная глубина и эмоциональность полнее всего раскрылись в драматических ролях: Мальвина («Мальвина, или Урок богатым невестам», переделка с французского Д. Ленского), Эсмеральда («Эсмеральда, или Четыре рода любви» по роману Гюго «Собор парижской богоматери», 1837), Офелия и Корделия («Гамлет», 1837, и «Король Лир», 1838), Дочь мельника («Русалка» Пушкина в переделке А. А. Шаховского) и др.

Насколько блистательна Асенкова была на сцене, настолько же трагично ее судьба складывалась за кулисами. Она была молода, красива, талантлива, не плела интриг, не завидовала, отвергала богатых и именитых соискателей руки и сердца. «Так не бывает!» - шептались злопыхатели. Отвергнутые воздыхатели слали ей непристойные пасквили, распространяли сплетни, устраивали травлю…

Она умерла от чахотки. 16 февраля 1841 года она в последний раз появилась перед публикой, с блестящими глазами и раскрасневшимися щеками. Но радоваться было нечему. Глаза блестели от лихорадки, румянец оказался зловещим признаком близкого конца…

http://tonnel.ru

В юности Сиси была столь очаровательна, что персидский шах не смог скрыть своего восхищения ее красотой, и, нарушая правила этикета, не сдержал громкий возглас:- «Как она прекрасна!».

Сиси сознавала свою красоту и стремилась сохранить ее: она всегда ухаживала за собой, ежедневно выполняла физические упражнения и, вообще, панически боялась старости и увядания. Когда ей исполнилось 42 года, Сиси запретила себя рисовать и фотографировать, надела вуаль и, гуляя, закрывала лицо зонтиком.

В 1837 году в Мюнхене, в семье герцога Баварского Максимилиана, родилась дочь Елизавета - близкие прозвали ее Сиси. Она была копией своего отца и не только внешне, но и по характеру. Сиси обожала путешествия, увлекалась верховой ездой, тонко чувствовала и любила природу.

Ей не было еще и 16 лет, когда она отправилась вместе с матерью и своей сестрой Еленой на празднование именин кузена – императора Франца-Иосифа. За него сватали Елену, но император, увидев Сиси, влюбился в нее и заявил, что женится на ней или не женится вообще никогда. Так были нарушены все планы родителей, которые уже предвкушали свадьбу императора с другой принцессой Баварской.

Франц-Иосиф сделал девушке предложение, и она не смогла от него отказаться, потому ей безумно понравился молодой и красивый император. Прямо на праздновании именин Франца-Иосифа состоялась помолвка и началась подготовка к свадьбе.

22 апреля 1854 года Елизавета стала императрицей Австрии. На нее возлагали большие надежды и муж, и его семья, и семья Сиси, и молодая женщина всеми силами старалась оправдать их ожидания. Она беспрекословно выполняла обязанности первой дамы империи: присутствовала на бесчисленных приемах и церемониях и, конечно, выдерживала нескончаемые интриги придворных дам.

Все это привело к нервному срыву - Сиси перестала нормально спать и есть, ее мучил кашель. Совсем плохо молодой женщине стало во время беременности, о которой она вскоре объявила, так как мать Франца-Иосифа совсем замучила Сиси своими намеками.

Конечно, все ждали появления на свет наследника, но в 1855 году Елизавета родила девочку, которую королева София (мать Франца-Иосифа) повелела тут же отобрать. Спустя год история повторилась - вторую дочь у Сиси тоже отобрали. Согласно правилам этикета, императрица могла видеться со своими детьми только в определенное время, и лишь по настоянию Франца-Иосифа девочек поселили ближе к матери.

Вскоре императрица вместе с мужем решила отправиться в Венгрию и уговорила Франца-Иосифа взять детей с собой - ей очень хотелось больше общаться со своими дочками. Но во время путешествия девочки заболели, и старшая из них умерла. После этого Сиси было запрещено всякое общение с оставшейся в живых дочерью, равно, как и с сыном Рудольфом, родившемся в 1858 году.

Вернувшись в Вену, Елизавета поняла свое бессилие в борьбе за счастье, ей было очень тяжело находиться при дворе. Именно в это время она увлеклась написанием стихов, в которых открыто бичевала лицемерие и ханжество венской знати и императорской семьи.

В 1868 году Елизавета родила четвертого ребенка – дочь Марию Валерию, которую, наконец, позволили воспитывать ей самой. Сиси не чаяла души в девочке, и позднее та стала ее спутницей во всех путешествиях. Где они только не побывали: Польша, Испания, Италия, Бельгия и Франция - вот небольшой список их поездок.

Императрица Елизавета всегда живо интересовалась политикой, она понимала, что время монархий подходит к концу. И вот однажды она решила вмешаться в государственные дела и установить дружественные отношения с Венгрией. Сиси искренне полюбила независимый и гордый венгерский народ, который после революции 1849 года попал под иго Австрии.

В 1863 году Сиси учит венгерский язык, а в 1864 берет себе в помощницы Иду Ферензи, венгерскую девушку, не принадлежащую к аристократии, которая стала лучшей подругой императрицы. Именно Ида познакомит Сиси с либеральными кругами общества того времени. Эти люди возложат на Сиси все свои надежды, и она поможет им подписать договор о возвращении венгерскому народу его прав, и о создании Австро-Венгрии. В 1867 году Елизавета и Франц-Иосиф будут провозглашены королевой и королем Венгрии.

Сиси до конца жизни продолжала путешествовать и нигде не могла найти покоя и счастья. В таком путешествии, в Женеве, в 1898 году, она была убита фанатиком-анархистом.

При жизни о ней мало писали и в большинстве случаев ее поступки осуждали. Но почему же она стала так популярна? Очевидно, ее соотечественники быстро поняли, что могут извлечь выгоду из ее трагической смерти. Почти сразу всюду стали продавать портреты Сиси и монеты с ее изображением, писались романы о ее жизни и снимались фильмы. И до сих пор память о прекрасной императрице живет в памяти австрийцев.

Использованы открытые источники СМИ